Финский брат шведской коммунистки

С Ханной мы знакомы давно. Фирма ее мужа являлась деловым партнером компании, где я работал, и Ханна часто бывала в Мурманске. «Долгие поездки, — с истинно шведской стойкостью всякий раз говорила она, проделав путь в пару тысяч километров на своем джипе, — но нужные». Я всегда считал ее типичной шведкой.
И фамилия у нее такая — очень шведская: Сильверплатц.
Кстати, знаете, откуда у жителей этой северной страны латинские фамилии? Очень долго шведы называли друг друга просто и без изысков: какой-нибудь Гуннар, сын Большого Олафа. Процесс образования фамилий прошел в Швеции довольно поздно, уже в средние века, когда в Западной Европе было засилье латыни. И вот тогда-то шведы и стали придумывать себе звучные семейные прозвища. Отсюда — «типично шведские» фамилии, вроде Тибелиус, Сибелиус или той же Сильверплатц.
Я много раз бывал у Ханны в Умео, несколько раз мы встречались «на нейтральной территории» — В Финляндии, где наши фирмы имели общие дела. Как-то после очередных переговоров в Оулу (городок в Финляндии на побережье Ботнического залива) Ханна неожиданно попросила меня:
— Не уделишь ли ты мне сегодня вечером часок-другой? Поможешь пообщаться с братом.
Согласившись, я не очень, признаться, понял суть просьбы. Семейные разборки у них там, что ли? И чего мне в них соваться? Но уговор, как говорится, дороже денег.
…Я сразу увидел Ханну за одним из столиков в ресторане. Рядом с ней сидел немолодой мужчина потрепанного вида. Его непрезентабельная внешность несколько не вязалась с ухоженностью моей знакомой.
— Мой брат Пертти, — радостно сообщила мне Ханна.
Я обратился к Пертти по-английски расхожей фразой, уместной при первом знакомстве. Брат в ответ только заулыбался и непонимающе развел руками.
— Нет-нет, — вмешалась Ханна, Пертти говорит только на родном языке.
— Тогда переведи ему, что мне очень приятно с ним познакомиться, — сказал я. — Ты же знаешь, я не силен в шведском.
— Он говорит на родном языке — финском, — уточнила моя знакомая и, видя мой недоуменный взгляд, пояснила: — Родной, родной брат. Такая уж у нас семья. Я ведь тоже финка…
Вот так получилось, что мне пришлось работать англо-финским толмачом между родными братом и сестрой. Ханна и Пертти говорили о здоровье, о жизни, о своей работе. Обычный разговор не очень часто видящихся друг с другом родственников. Обычный, если не считать того, что шел он через переводчика…
На следующий же день я удовлетворил свое любопытство, подробно выспросив у Ханны всю историю с иностранным братом.
Ханна родилась в 1938 году в Финляндии, в небольшом городке километрах в тридцати от Тампере. Через год у нее появился брат Пертти. А вскоре брат с сестрой оказались вовлеченными в водоворот большой международной политики. Отец ушел на советско-финляндскую войну (финны называют ее «талви сота» — «зимняя война») и погиб где-то в заснеженных лесах. Через несколько месяцев умерла мать.
В те годы многие шведские семьи, сочувствуя маленькой стране, воюющей с огромной державой, усыновляли финских сирот. Делали это через Общество Красного Креста. Брата с сестрой разлучили. Ханну удочерила семья из Умео, и она стала шведкой. Пертти приняла финская семья.
Первый раз они встретились почти через 50 лет. Найти друг друга помог все тот же Красный Крест. Судьбы их были несхожи. Ханна удачно вышла замуж за преуспевающего шведского бизнесмена. После того как муж отошел от дел, она сама руководила семейной фирмой, при этом была активным членом… коммунистической партии Швеции. Пертти всю жизнь проработал шофером на большегрузах. Он так и не женился, а кроме того — сдружился с «зеленым змием». Сестра считает родным языком шведский и прекрасно говорит по-английски. Брат так и не освоил в школе премудрости иностранных языков.
Их нечастые встречи — так уж получалось! — раз от раза проходили по известной формуле: хотели как лучше, а получалось как всегда.
В первый же приезд Ханны с мужем к брату вышел конфуз. Ханна очень волновалась, долго принаряжалась и специально для такого случая купила ненавидимые ею туфли на высоком каблуке. Встреча вышла душевная. Гости — Пертти пригласил для знакомства с вновь обретенной сестрой всех своих друзей — много танцевали. После вечеринки выяснилось, что шпильки Ханны оставили на полу из безукоризненно подогнанных и отполированных досок глубокие вмятины. Пертти был очень расстроен. Пол в гостиной пришлось менять. Несмотря на сопротивление брата, Ханна, зная, что его финансовое положение далеко от идеального, сама заплатила за ремонт.
В другой раз сестра решила порадовать брата, никогда не покидавшего границ Страны Суоми, отдыхом в Испании. Отнесясь к делу со всей серьезностью и не скупясь на расходы, она заказала в туристическом агентстве номера в самом фешенебельном пятизвездочном отеле в Барселоне. Оказалось, что испанский отдых имеет некоторую специфику: дорогие отели размещаются вдали от моря, в самом центре города. Но не отдаленность от пляжей испортила заграничную поездку, а испанские ловцы бродячих животных, расплодившихся в Барсе в неимоверных количествах.
На рассвете, в пять утра, в город выезжали «зондер-команды», вооруженные мелкокалиберными винтовками. Ханна и Пертти — окна их номеров выходили на улицу — просыплись от хлопков выстрелов, стонов и криков умирающих под пулями собак и кошек. Уборку же несчастных животных проводили уже другие «специалисты», причем после обеда. Выходя из отеля, брат с сестрой видели лужи крови и корчившихся в судорогах братьев наших меньших.
Даже у более стойкого, чем сестра, Пертти подобные сцены навсегда отбили охоту к заграничным вояжам. «Нет лучше страны, чем наша Финляндия», — сказал брат сестре, когда их самолет оторвался от взлетной полосы аэропорта Барселоны и взял курс на Стокгольм. Что уж тут говорить о Ханне, выросшей и всю жизнь прожившей в стране, помешанной на любви к животным почти так же, как Англия, и где даже шубы из натурального меха давно стали признаком дурного тона. После Барселоны Ханна еще месяц принимала успокоительное и вскакивала среди ночи с постели в холодном поту.
Так и живут брат с сестрой на два города, на две страны, общаясь через переводчика. Последнее, правда, вещь поправимая: Ханна усиленно взялась за финский. Но переезжать на историческую родину она не хочет: в Швеции прошла вся жизнь, здесь живут ее дети, похоронены приемные родители. А Пертти калачом не заманишь «к иностранцам», как он называет шведов.

(«Мурманский вестник», 02.09.2000 г.)